Собранные им свидетельства убедительно доказывали, что у славян письменность существовала задолго до Рождества Христова и появилась гораздо раньше, чем у финикийцев, иудеев и греков, да и египтян!!!
Комментируя безуспешные попытки западноевропейцев прочитать надписи на археологических памятниках в Европе и Африке, Тадеуш Воланский писал: «Учёные претыкались на эти памятники и напрасно трудились до нашего времени разбором их надписей по алфавитам греческому и латинскому, и видя неприложимость таковых, напрасно искали ключа в еврейском языке, потому что таинственный этот ключ ко всем неразгаданным надписям находится только в славянском первобытном языке…
Как далеко простиралось в древние времена жительство славян в Африке, пусть докажут славянские надписи на камнях Нумидии, Карфагена и Египта...»
Воланский, очевидно, понимая, что его открытие не будет воспринято в Западной Европе, в своём письме к археологу Каролю Рогавскому (1819—1888) написал: «Разве в Италии, Индии и Персии — даже в Египте — нет славянских памятников?… Разве древние книги Зороастры, разве развалины Вавилона, памятники Дария, остатки Парса-града (Персеполис) покрытые клинописью, не содержат надписей, понятным славянам? Англичане, французы и немцы смотрят на это, «jak koziol na wode» (как козёл на воду). Мы, Славяне, сможем довести эти исследования до конца только в том случае, если дети и внуки наши захотят пойти по нашим следам!»
Феноменально то, что, когда в 1846 году Тадеуш Воланский издал на свои средства книгу «Памятники славянской письменности до Рождества Христова», то польские священники обратились через Святейший Синод Русской Церкви к русскому царю (Польша входила тогда в состав Российской Империи) с просьбой разрешить аутодофе – сжечь автора живьём на костре из его книг.
Русский царь Николай Первый затребовал эту книгу себе и вызвал из Москвы в качестве эксперта Егора Классена. После экспертизы, как писал потом Классен, царь повелел «взять потребное количество оной книги под крепкое хранение, остальное же, дабы не наносить вред духовенству, сжечь, к Воланскому же прикомандировать воинскую команду для содействия ему в его экспедициях по собиранию тех накаменных надписей и впредь и охранения его персоны от возможных злоключений».
Данный «конфуз», имевший место в нашей истории, проливает свет на то обстоятельство, что христианское духовенство и славяне – вовсе не дружественный симбиоз!
Более того, случай с Тадеушем Воланским показал со всей очевидностью, что «священноначалие» порой и не скрывает свою враждебность к славянам! И если за попытку честного историка открыть славянскому миру памятники письменности дохристианской эпохи так называемые «христиане» были намерены сжечь его живьём на костре из его собственных книг, то не говорит ли это, что они не христиане вовсе, а те самые жиды, с которыми боролся Христос и о которых он предупреждал: «Остерегайтесь книжников, которые любят ходить в длинных одеждах и любят приветствия в народных собраниях» (Лк, 20: 46); «...которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их» (Мф, 7:15).
К счастью, русский царь Николай I был мудрым человеком, он проявил заботу о польском учёном и не только не дал мракобесам казнить Тадеуша Воланского, но и сохранил для истории его книгу.
Большое уважение труды Воланского выказывали в своих откликах русские историки Венелин, Гедеонов, Ключевский...
"Письма о славянских древностях" Воланский