[Гость]

1. Обтыкание.

а) Оформление жертвоприношения.

В первой части были приведены примеры заговоров, в которых описывается обтыкание стрелами объекта, нуждающегося в защите и изображения результатов подобного действия на белорусских рушниках. Обтыкание сакрального объекта стрелами производилось и в реальном воинском ритуале, историческое свидетельство о котором находим в работе Константина Багрянородного, византийского императора Х века:
«…они (славяне) достигают острова, называемого Св. Григорий (Хортица). На этом острове они совершают свои жертвоприношения, так как там стоит громадный дуб: приносят в жертву живых петухов, укрепляют они и стрелы вокруг [дуба], а другие — кусочки хлеба, мясо и что имеет каждый, как велит их обычай». ( «Об управлении империей» гл.10).

б) Устройство брачного ложа.

Ритуальное обтыкание значимого локуса стрелами сохранилось в описаниях средневекового свадебного обряда: «Сенник, где молодые спали, убирался таким образом: По всем четырем стенам этого помещения ставили иконы, во всех четырех углах втыкали по стреле, а на каждой из них по соболю, или по кунице с калачем». (Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия, собранные М.Забылиным. С.160. Со ссылкой на Сахарова). И далее: «…по четырём углам комнаты втыкалось по стреле, а на стрелы вешали меха соболей, в великокняжеских и царских брачных ложах по сорока, а в других по одному соболю, и сверх того на оконечности стрелы втыкался калач…» (Там же. С.545-546).

Здесь мы видим яркий пример двоеверия: иконы — христианская святыня, стрелы — языческий оберег. В настоящее время фольклорные публикации Сахарова в научном мире считаются недостоверными, однако мотив обтыкания стрелами значимых объектов присутствует во многих восточнославянских заговорах и в изображениях на рушниках, а так же на свадебном подзоре, который закрывал низ кровати, что повышает достоверность данного сообщения И.П. Сахарова.

В ХХ веке в свадебном обряде такую же функцию оберега выполняли иглы: «Во время свадебного пира иголки втыкали в пол, чтобы колдун не наслал на молодых порчу» «Славянская мифология». Энциклопедический словарь РАН ИС. М.2002.С.196).

в) Оформление могилы.

Этнографически ритуал обтыкания могилы стрелами не зафиксирован, существует только Купальская песня Курской губернии, в которой сестра просит брата, собирающегося её убить (за инцест), оформить её могилу с помощью стрел. Я сочла необходимым привести здесь этот гипотетический ритуал потому, что он удивительно перекликается с вышеописанным оформлением свадьбы и сообщением Константина Багрянородного. В царских свадьбах мы видим стрелы, увешанные «мягкой рухлядью» — шкурами, как символами богатства, изобилия, а в примере обустройства могилы молодой незамужней девицы (которые хоронились как невесты, а похороны мыслились своего рода «свадьбой» и жертвоприношением Богам), видим стрелы с навешанными на них полотенцами:

«Положи меня / У ограды,
Обсади меня / Стрелицами,
Обвешай меня / Наметками,…» (Л.С.Лаврентьева, Ю.И.Смирнов «Культура русского народа». С-П. 2005. С.419.).

В этой уникальной песне мы находим подтверждение сообщению И.П.Сахарова (19 век) об оформлении свадьбы, что важно, так как в дальнейшем подобные ритуальные действия в славянских свадьбах этнографами не фиксировались, а единичное упоминание без указания места бытования обряда для научного сообщества выглядит подозрительно. Так же, и этот текст об оформлении могилы, без сообщения Сахарова мало информативен, однако сведённые вместе они повышают вероятность достоверности описываемых действий и в том и другом текстах, особенно на фоне записей Константина Багрянородного.

Старинные восточнославянские могильные кресты, которые ныне осмысливаются многими исследователями как урезанный вариант «домика мёртвых», на мой взгляд, более походят на стрелы, совмещённые с христианским православным крестом:

Так же «тема стрелы» проявляется на южнославянских средневековых надгробиях:

2. Поднимание и перенос вещей, которые нельзя брать руками.

«…когда просыпалась молодая на другой день брака, то покров с неё приподымали стрелою»
(А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 1, М.1995. С.233. Со ссылкой на Сахарова).

Опять же, очень расплывчатое сведение, от которого современная этнография отмахивается как от недостоверного. Однако подобные этому ритуальные действия зафиксированы в белорусской свадьбе Пинского района (опять Полесье!), правда, в другой свадебной ситуации: «Молодую покрывает её отец. Она сидит за столом, отец вешает покрывало на киёк от бубна, которой бубнар бьёт, подходит к молодой и по ходу солнца обводит этим киёчком с покрывалом около головы молодой три раза и говорит: «Покрываю тебя, доченька, долею счастливой, добрым житьём и хорошими детками». После третьего раза он кладёт покрывало на плечи молодой поверх лент от венка, что у молодой на голове. Если два покрывала, то и другое так же на этом самом киёчке обводит отец три раза около головы молодого и кладёт его на плечи ей. Молодая сидит так с покрывалом за столом и так, с покрывалом, или с двумя, молодой забирает молодую к себе. А в хате молодого его отец уже будет снимать эти покрывала – «скрывае покрывало» (У.I.Раговiч «Песенны фальклор Палесся» том 2 «Вяселле». Мiнск. 2002. С.37. Перевод с белорусского мой). И там же далее: «Как молодые сели за стол, приходит родной отец молодого «открывать своих детей». Он берёт киёк от бубна или смычок от скрипки, …через стол подцыпляет покрывало, что висит на плечах молодой, и три раза обводит этим покрывалом на киёчке или смычке около молодых по ходу солнца и говорит: «Открываю вас, дети, телушкой или коровой. Если есть у него пчёлы, то другое покрывало открывает пчёлами, он говорит ещё: «Открываю тебя, сынок, пчёлами. Как третий раз обовьют около молодых покрывалом, то кидают его вправо» (С.40). В дальнейшем, всё чем «окрыл» молодую свёкор, он обязан был дать молодой семье.

Аналогия, конечно, не полная, но и там и там мы видим в ритуале покрывало на тонкой палочке, имеющей «мужскую» символику: колотушка от бубна и смычок – предметы «мужские», несущие фаллическую семантику, и в условиях отсутствия в быту стрел, вполне их заменяющие. А ведь в крестьянском быту был широко распространён предмет, напрямую ассоциировавшийся со стрелой, это веретено:

«А невески-ти з золовушками в роздор пошли;
…А туги-ти луки – коромысла фсё,
А калёныя стрелоцьки – веретёшечька» (А.Д.Григорьев.«Архангельские былины и исторические песни». Том 3. С-П. 2003. №326 «Старина о льдине и бое женщин и небылица»; С.121).

Однако, веретено – женский атрибут и к данному ритуальному действу не подходит.

Пример полной ритуальной взаимозаменяемости стрелы и палки, с помощью которой извлекают звуки из музыкальных инструментов и их абсолютно «мужской» семантики находим в индийской свадьбе. Считается, что для полной ритуальной чистоты невеста может выйти замуж до первых месячных, если же «сроки поджимают», а жениха всё нет, то: «В центральных районах Индии девочка может… выйти замуж за стрелу или деревянную колотушку» (М.Дуглас «Чистота и опасность» М.2000. С.215).

3. Разделение косы невесты.

Так же, со ссылкой на И.П.Сахарова, Афанасьев сообщает: «…в старину, окручивая невесту, девичью косу её разделяли стрелою, а гребень, которым коса расчёсывалась, обмакивали в мёд или вино» (С 233). Совершенно очевидно, что действо это ритуальное, однако оно на сегодняшний момент фольклорных подтверждений на эту тему (раздел девичьей косы на две женские стрелой, прочерчивание пробора) нет.

Есть некие догадки, намёки: в свадебной приговорке: «Едет Холя, везёт гребень» мы видим некого персонажа, возможно божественного, аналога земного жениха, который дарил невесте на свадьбу ритуальный предмет – гребень. Имя Холя перекликается с устойчивым выражением «лелеять и холить», причём лелеят обычно девочек и девушек, а холят – мальчиков, юношей и коней(!), у которых «специально» для этого имеется «холка». Сравни название «маменькиных сынков»: «пахолок», «выхолень».

Всё это отсылает нас к упоминаемой в поздних «кабинетных» исследованиях паре Леле и Полеле, вероятно близнецов, где «Полеле», собственно означает «следующий за Лелей». Скорее всего, Холя – это эпитет юного Ярилы, а Леля (Ляля, Лёля, Лила), его сестра – близнец и «нечаянная» супруга, инцест с которой описывается в Купальских песнях, в одной из которых сестра просит брата обсадить её могилу «стрелицами» (см. выше).

В первой части мы уже говорили о прямом отношении Ярилы к браку и стрелам, здесь мы предполагаем его отношение к свадебным гребням, которыми нежно и медленно причёсывали традиционно плачущих невест, то есть успокаивали, «лелеяли и холили». Так что по косвенным данным мы вполне можем допустить, что стрелы, как атрибут Ярилы, могли применяться в обряде «повивания молодой», в момент изменения её причёски с девичьей на женскую. В белорусских вариантах свадьбы косу невесте расплетали юные родственники мужского пола (младший брат, племянник и пр.), которые назывались «закоснiки». После того, как они расплели девичью косу, её уже нельзя было заплетать ни под каким видом (можно было только подвязать, стянуть лентой распущенные волосы.), а до того, косу невесте старались плести «позаковыристей» («Фальклор у запiсах Яна Чачота I братоу Тышкевiчаŷ». Мiнск 2005. С. 196-199), так, что бы её было трудно расплести, в неё иногда вместе с лентами вплетали иголки и булавки. В такой ситуации для раздела волос «по едину русу волосу» острая стрела была весьма кстати.

4 Зашивание наконечника стрелы в пояс с целью защиты.

М.Забылин со ссылкой на И.П.Сахарова приводит «Заговор ратного человека идущего на войну»:

«Выхожу я во чистое поле, сажусь на зелёный луг,
Во зеленом лугу есть зелья могучие, а в них сила видима-невидимая.
Срываю три былинки: белыя, чёрныя, красныя.
Красную былинку метать буду за Окиан-море,
На остров на Буян, под меч кладенец;
Черную былинку покачу под чернаго ворона,
Того ворона, что свил гнездо на семи дубах,
А во гнезде лежит уздечка бранная с коня богатырского;
Белую былинку заткну за пояс узорчатый,
А в поясе узорчатом зашит, завит
Колчан с каленой стрелой, дедовской, татарской.
Красная былинка притащит мне меч кладенец,
Черная былинка достанет уздечку бранную,
Белая былинка откроет колчан с каменной стрелой.
С тем мечем отобью силу чужеземную,
С той уздечкой обратаю коня ярого,
С тем колчаном, с каленой стрелой, разобью врага супостата.
Заговариваю я ратного человека, (такого то) на войну сим заговором.
Мой заговор крепок, как камень Алатырь («Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия» собранные М. Забылиным. М.1992. С.299).

Заговор этот довольно сбивчивый, не стройный, глаголы употребляются не подходящие: почему под ворона былинку «катят», травинки вообще плохо катятся. Почему в поясе зашит-завит колчан? Колчаны обычно носили на спине, зашить его в пояс невозможно. Видно, что заговор составлял либо человек, плохо знакомый с перечисляемыми вещами, либо его прочитали собирателю специально в искажённом виде.

Относительно поясов из других источников мы знаем, что в них зашивали обереги – целебные травы и бумажки с молитвами, например: «Цяжарнай жанчыне ŷ якасцi абярэгу ŷ пояс зашывалi насенне «дзiкiх» канапель» (А.Катовiч, Я.Крук «Летнiя святы» кнiга 1. Мiнск 2009. С.87. Перевод: «Беременной женщине в качестве оберега в пояс зашивали семена дикой конопли»). А в средневековье пояса оформлялись металлическими предметами: бляшки с изображением людей и животных из Мартыновского и других кладов нашивались на пояс. Так что трофейный наконечник стрелы железный или каменный(!), принесённый дедом с какого либо сражения, вполне мог стать семейным оберегом, и его вполне могли вшить в пояс идущему на войну потомку.

5. Атрибут ряженного персонажа

В Святочном обряде «Вождение козы», широко распространённого на восточнославянской территории присутствуют некие «стрельцы», желающие убить Козу: «хотят козку бить, хотят погубить!». Из текстов, сопровождающих обряд, невозможно понять, чем собственно, стрельцы стреляют в Козу. Рисунок 1926 года показывает нам, что носители традиции представляли «стрельцов» вооружёнными луком и стрелами:

6. Вкладывание стрелы с лечебной целью.

а) В постель: «Когда ребёнок страдает неизвестной болезнью, мечется и кричит по ночам, простолюдины кладут ему под голову – мальчику небольшой лук со стрелою. А девочке пряслицу, причитывая: «щекотиха- будиха! Вот тебе лучок (или пряслица); играй, а младенца не буди!» ( А.Н.афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу». Том 3. М.1995. С.41).

б) В питьё: «В наговорную воду, употребляемую против сглаза, хорутане вместе с угольями кладут стрелу или ключ» (А.Н.Афанасьев «Поэтические воззрения славян на природу», том 2, М.1995. С.208).

7. Пускание зажженных стрел на Масленицу и Купалу

В этнолингвистическом словаре «Славянские древности» под редакцией Н.И.Толстого находим такое сообщение: « У балканских славян наиболее популярным ритуалом было разжигание масленичного огня в форме костров, а так же огромных факелов и горящих стрел, пускаемых во все стороны» (Том3, С. 194).

«Для юго-западной, восточной и юго-восточной Болгарии характерно сочетание этих огней (костров и факелов) с метанием парнями огненных стрел (чилкане, туйкане) после того, как они перепрыгнут большой костёр. Стрелы также носили различные названия: чавга, перница, лугачка. В юго-западной Болгарии ими стреляли из лука. Верили, что чем дальше залетит стрела, тем больше будет плодородия в этом году» (Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Весенние праздники. М.1977. С.277-278).

«Центральное место в праздновании иванова дня (у народов бывшей Югославии) занимали обычаи с огнем. С вечера под праздник повсюду зажигали ритуальные огни – это могли быть большие и маленькие костры, факелы, огненные колеса и СТРЕЛЫ (выделено мной).

Анализируя различные народные толкования этих огней, югославские ученые (М.Гавацци, С.Зачевич) полагают, что они имели целью: а) помочь солнцу сохранить свою мощь после летнего солнцестояния; б) очистить людей и скот от пагубного воздействия нечистой силы, например от болезней; в) содействовать благополучию людей, например: созданию семей, плодовитости скота и плодородию земель» ( Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы. Летнее-осенние праздники. М.1978. С.209).

[Гость]

Часть III. Обряды и ритуалы с упоминанием стрел.
В аграрных обрядах совершаемых с целью сохранить и приумножить урожай, применение реальных стрел в наше время не зафиксировано. Однако «тема стрелы» звучит в них вербально, в названиях предметов, действ и текстах, их сопровождающих, возможно, что применение реальных стрел в этих обрядах изначально было, но ныне утрачено.

1. «Стрела». Обряд вызывания дождя с помощью ритуальной пахоты.

На территории восточного Полесья, в Гомельской области, деревнях и сёлах Посожья, то есть на территории племени радимичей в период засухи совершали ритуальное действие «пахание брода (реки, дороги), то есть взрыхление путей перемещения с целью вызова дождя. Один из вариантов «орания дороги» в некоторых деревнях называется «Стрела». Никакой связи со стрелами, кроме названия, в этом обряде не сохранилось. Можно предположить, что кресты, которые чертили во время пахания, как знаки огня, служили метками, в которые должна ударить молния, «громовая стрела», после чего должен был пойти дождь. Возможно, что в отдалённый исторический период существовал ритуал аналогичной направленности, то есть для вызова дождя, в котором знаки на земле чертили стрелами, впоследствии, ритуальная «пахота» (сохой, плугом, бороной) заменила черчение стрелами, а название действа осталось прежним.

2. «Вождение (похороны) стрелы (сулы)». Обряды вызова дождя и защиты полей от града.

В восточнославянском фольклоре существуют похожие друг на друга тексты песен с упоминанием стрелы, варианты которых по смыслу можно свести к следующему:

Ты лети (не лети) стрела,
Вдоль села (города)
Ты убей (не убей), стрела
Добра молодца (чёрна ворона)
Как по молодцу (ворону)
Плакать некому (есть кому)

И далее следует перечисление родственниц женского пола, с оценкой интенсивности плача каждой.

Подобные тексты распространены на восточнославянской территории в виде баллад, лирических весенних песен, не связанных с обрядовыми действиями, и только в некоторых локусах такие песни являются главной песней обряда, замыкающего весну, например, в Сожском Поднепровье и у переселенцев Молдавии.

Но нигде уже смысл песни не связан с обрядовыми действиями. Во всех вариантах обряда никого не убивают, никто не плачет, а наоборот всё довольно позитивно:

«- Стрела — это молния Перуна, которую от деревни нужно отвести, — рассказала мне после концерта Ирина Глушец, методист по этнографии и фольклору Гомельского областного центра народного творчества. — Во время обряда собираются все женщины и идут к ржаному полю. По пути водят хороводы на перекрёстках и во дворах. Мужчины тем временем могут только наблюдать. На поле также водят хороводы и поют, а после хоронят стрелу. Закопанной «стрелой» может стать игрушка, монетка или даже ниточки из одежды. Можно загадывать желания. Одна женщина загадала поехать в Америку, и сбылось… Потом во ржи качаются, говорят, чтоб не болела спина, ещё одна версия, уже научная, чтобы женщины обменялись силой с рожью» (Смирнова И.Ю.).

Песенный же текст направлен не на защиту от града, а на вызывание (прекращение) дождя: имеются многочисленные этнографические свидетельства того, что дождь вызывали женщины ритуальным плачем по покойнику, мнимому или реальному. Вариативность текста говорит, на мой взгляд о том, что изначально текст мог исполняться с учётом ситуации: при засухе пели об убийстве молодца и его безутешном оплакивании, а в условиях повышенной влажности, наоборот, заявлялось, что убивать молодца не требуется, так как плакать по нему некому. Возможно, в отдалённый исторический период оплакивали молодцев, принесенных в жертву методом «слепого» тыка, то есть пускали реальные стрелы «вдоль села» – на кого из наблюдателей-мужчин «падёт» божья воля, того и оплакивали.

Агрессивное поведение женских коллективов в весенне-летний период давно отмечена этнографами. Например, отправляясь наряжать купальское деревце толпа девок и баб шла по дороге с угрозами в адрес мужчин:

«Иван, Ивашечка,
Не переходи стёжки- дорожки,
Ибо как перейдёшь, так виноват будешь,
Поймаем, зарубим,
Посечём на дробный мак,
Рассеем на три дороги…» (Украина).

Этот текст иллюстрирует и женское поведение во время ритуального опахивания села в моменты эпидемий, во время которого особей мужского пола (людей и животных) действительно жестоко избивали, а то и убивали.

Вероятно, стрелы или короткие копейцы-сулы пускали в зрителей женщины – участницы обряда. Во многих сёлах, в которых до сегодняшних дней сохранился обряд «Вождения стрелы», шествию женской шеренги на поле предшествовали ряженые, называемые «старцы», которые пугали зрителей, может быть они маркируют особых персонажей, которые и были «стрельцами». Выше, в первой части было показано умение девушек, женщин и бабушек управляться с луком и стрелами, сохранившееся в фольклоре славян. Вообще участницы обряда были не только певицами – хороводницами, но и наиболее физически сильными и боевыми представительницами женского пола. Это подтверждает тот факт, что некоторых деревнях «сулу» – женщин-участниц обряда, каждая хозяйка обязательно должна была пригласить к себе и угостить, за это «сула» поднимала хозяйку на руки как можно выше. А так же и сложный хоровод “Лука”. По воспоминаниям неглюбчанок, раньше “Луку” заводили только девчата и молодые женщины. Сам рисунок хоровода напоминал две перекрещенные восьмерки. Сложность заключалась в том, что в достаточно быстром движении (иногда бегом) надо было неразрывной цепочкой обвести четырех или трех девочек и вывести “луку” в обычный хоровод, а это физически трудно.

Обрядовые действия – закапывание металлических и иных предметов под общим названием «стрела» на поле, несомненно являются оберегом данного локуса от града. Возможно, что изначально закапывали или втыкали в почву реальные стрелы. Выше было показано, что обтыкание стрелами было весьма распространённым обрядовым действием, примеры которого можно найти как в ранних письменных источниках, так и в современных фольклорных сборниках.

Каким образом эти два обряда совместились друг с другом, пока остаётся неизвестным. Можно лишь предположить, что вызывание дождя, посредством оплакивания жертвы, естественно, влекло за собой не только благодатный полив полей, но и грозы с градобоем, что и упреждал обряд «Пахавания стрелы».

Заключение
Стрела как вещь – красива, она легка, изящна. Недаром южнославянские красавицы – Вилы носят устойчивый эпитет «тонкие», точно так же, как и стрелы. Но у держащего стрелу в руках она вызывает двойственное чувство сочетанием своей тонкости, хрупкости, что является признаками беззащитности, и остроты, стремительности, то есть потенциальной опасности. Мне думается, что появление стрелы «натолкнуло» человечество на мысль о прямизне времени, которое до того мыслилось цикличным. Круговой ход времени потенциально не опасен, стабилен, предсказуем; а время в виде прямой, как и стрела стремительно, быстротечно, опасно, неуловимо, тонко, оно имеет начало и конец. Стрела разомыкает круг «вечных возвращений».

М.Дуглас в своей книге «Чистота и опасность» совершенно справедливо заметила что «каждая первобытная культура – это мир для себя», соглашаясь с ней, скажем шире: культура любого народа – это мир, построенный для себя. Народная культура славян, отражённая в фольклоре, сотворила для себя мир наполненный стрелами: они летят в небе, лежат в колыбелях, плывут по рекам, стоят воткнутые, лежат закопанные в землю. Стрелами забавляются взрослые и дети, ими добывают пропитание, обеспечивают безопасность, решают споры, достигают цели.

И эта огромная значимость стрелы в мире славян прорывается в наш современный мир мир, в котором большинство из нас не то что стрелу в «руках не держало», но даже не видело стрел наяву, только изображения, только описания: но каждый славянин почему-то с детства знает слово «стрела», до сих пор одинаково звучащее на всех славянских языках.

Рассмотренная нами «Тема стрелы в фольклоре славян», естественно, не может дать целостную картину всей культуры славян; это всего лишь один «пазл», из множества которых она состоит.

Ссылка на оригинал статьи с иллюстрациями

[Радимiръ]

Интересная статья.
Вспомнилась старинная русская песня - "Чёрный Ворон." Помните, там есть такие слова - "... Калена стрела венчала нас в день свадьбы роковой..."
Конечно, песня не столь уж и древняя, как времена, о которых идёт речь, но явно в этой метафорической стреле тоже видны отголоски язычества.

[Гордея]

"Стрела" в песенном фольклоре зачастую выступает, как вестник, весть. "Летит весточка, как стрелочка...."

На ратном полюшке
Ой, всё туман.
Ты полети стрела
Да на широк двор,
Пади в сенюшки,
В сенюшки, ко вдовушке.

Tуман - вестник печали. "Ой, пал на двор туман....", "Туман мой туман, жизнь не сладкая..." "Туман по двору да растилается, жена с мужем да прощается....." и т.д.
В песне, весть о том, что мужа на ратном полюшке убили. И стрела-весточка летит к теперь уже вдове.

Ещё стрела, наряду с копьём, очень часто играет роль в свадебной тематике песенного фольклора:
Стрелой или копьём бьют в ворота, тем самым дав понять о выборе суженой.
"Он ударил копьём да в ворота, а ну-ка выйди красна девица сюда." Как и в сказке о "Царевне-лягушке". Стрела падает на купеческий, боярский дворы, в болото. Это весть, сватовство по сути.