[Вершислав]

Ну, вот и я сочинил... была такая потребность.

Как людям родной веры, друзья, (за слово "друзья" прошу не бить, если кто ещё мне не друг :) ) предлагаю вашему благосклонному вниманию историю дохристианских времён в землях Белой Руси. 1066-е лето нового летоисчисления. Гибель старого мира. "Конец эпохи викингов" с гибелью Харальда Сурового. Утверждение Вильгельма норманнского на английском троне. Канун братоубийственной битвы Всеслава Полоцкого и братьев Ярославовичей на Немиге под Менском. Бурное время, трагические события. В чём же смысл?.. Пытался его найти... И хотелось представить предков своих и наших как они там думали, жили-были. Чем-то похоже на наше нынешнее историческое состояние. Для наших людей и писал, поэтому ваша оценка будет для меня важной... :D но, надеюсь, не смертельной... Прошу особо не хаять, я честно старался, но прошу говорить правду, что да как, понравилось-нет. А если вы напишете сюда или в личку мне ваши мнения и пожелания/предложения - будет круто. А если напишете отзыв строк на пять-десять - вообще было бы супер.

С мелкой такой нервной дрожью жду каких-нибудь ответов... http://samlib.ru/b/b...awowich/a.shtml




Аффтар выпей... :unsure: с нами :D

[СкоморохЪ]

у меня только одно пожелание пока - я и в личку написал - пришлите мне, пожалуйста, текст в doc или txt, чтобы можно было в букридере почитать, а то с экрана неудобно.

[Родомысл]

Scomoroh (01 мая 2012 - 13:40):

у меня только одно пожелание пока - я и в личку написал - пришлите мне, пожалуйста, текст в doc или txt, чтобы можно было в букридере почитать, а то с экрана неудобно.

Зачем такие сложности с пересылкой? Открываете ссылку и верхнем меню заходите Файл/Сохранить как и выбираете тип сохраняемого файла там имеется вариант Текстовый документ и вуаля файло в удобном виде у вас на компе сохраняется после нажатия кнопки "Сохранить"

[Вершислав]

Отрывок на пробу:

Травеньское* солнце давно перекатило за полдень, уже пошло на заход. Небо же ещё не окрасилось в багрянец. Дождя не выпало третий день, утренний слабенький туман с самой раницы уже растаял в солнечном свете, воздух весь день стоял, и всё измучилось зноем. Спеко̀та* снотворным маревом повисла над землёй, отбивая охоту до всякого дела. И кто мог позволить себе лениться, либо не работать, плелись в тенёк, на речку купаться, сидели дома и пили: кто студёную водицу родниковую, кто травяные отвары, квасы и сбитни, постоявшие в погребах, охолодевшие, смачные. А то просто дремали, отдыхая от трудов, забравшись в ненагретое местечко.


Но не всем мирно сиделось по домам, и благоухание весны не смиряло их души. И жара и духота для таковых не была преградою.
Среди полей по дороге заслышался шум.


Топот коней и человеческая брань, звон и скрежет железа на конях и людях слышались окрест, поселяя испуг в женщинах, и заставляя мужчин проснуться, повернуться, вглядеться и прислушаться.
Ветер гудел в ушах у погони. Всадники скакали по широкой сухой дороге со всей мочи своих тяжеловатых коников. Тут вся масть лошадиная не отличалась буйной прытью, но под криками и ударами людей кони ржали дико и неслись вперёд как сам ветер.


- Сто-ой!!! ...!!! Шоб ты сдох!!!
- Ты су... и..., п... тябе!!!
- ...ать, твой-уу.. на ... падзярэм!!! - выкликали многие глотки на славянском наречии, характерно дзэкая, гэкая и шокая, и употребляя спокон века родные всему славянскому миру, а хорошо известные и не только ему, забористые обороты речи. Воздух рвали проклятия и унизительная и грозная ругань. Слова сносило встречным ветром, но души раскалялись и распалялись на расправу, хуже самой погоды. Сердца звенели бесстрашным стальным порывом. Вкус крови, казалось, слышится уже на губах.


Погоня держалась кучно, не рассыпалась, и для селян, цепенеющих от жары, как быстро возникла из зноя, так же быстро в нём и растворилась. Как дивное, но страшное наваждение.

Всадник, летевший впереди всех, наяривал плёткой сильную серую кобылу и часто гокал в такт. На нём была короткая риза, схожая по цвету с серой монашеской, но поверх - кожаная перевязь, нетипичная для слуги Христова, на которой бился короткий меч. Спину его прикрывал небольшой из тройной дублёной кожи с нашитыми бляхами щит, а из щита уже торчали пару метких стрел. Из-под ризы на ладонь вниз виднелась кольчужка.


Рожа у беглеца была скуластая, решительная, с перекошенным от натуги ртом, с прищуренным от встречного ветра глазами. Щурился он на саксонский манер - глаза делались волчьи. Волосы имел светлые, непокрытые они лихо развевались на ветру. Выбрит он был по имперской моде - ни усов, ни бороды. Сам - крепкий, широковатый, подбородок квадратный с глубокой разорой* и весь вид - разбойничий.


За ним, отставая на корпус лошади, на вороном узкомордом нездешнем жеребце мчался явно гридень, либо шляхетский - воин, одним словом - прямой, высокий, крепкоплечий, чёрный волосом и с тонкой чёрной бородой и усами, загорелый, скалил белые зубы. На голове - лёгкий шлем, под кольчугой - рубаха белая, хорошая, поверх кольчуги, несмотря на жару - добрая стёганая куртка без рукавов, какие вздевают под серьёзную бронь. У него тоже висел меч - узкий, длинный, слегка изогнутый, может и Дамасской работы. Этот - похожий, скорее, на царьградца.
Он всё заглядывал назад, не наседает ли погоня, что боялся он её - не сказать: уверенный очень, сильный, но чтоб развернуться и дать бой - надо ж быть безумцем.


И сдаваться этим двум тоже явно не хотелось...
Были они налегке, без вьюков, а только с небольшими седельными сумами - как есть, за поворотом их ждал обоз со всем необходимым!

На расстоянии около четырёх сотен шагов за ними ревел на скаку, как разъярённое бычье стадо, отряд из десятка вооружённых бойцов. Они щедро хватали ртом пыль, поднятую беглецами, а после них самих дороги было не видно совсем.


Эти, сразу было ясно, - стража князя Любомира. В белых с червоным* наддёвах. При ближайшем рассмотрении на белом поле нарисован червоны щит, а на щите опять-таки белая с зубчатым верхом башня. Нетрудно догадаться, что это могло бы значить. Нарисована Белая Вежа, большая срединная башня в княжьей крепости - знак твёрдости и верности князя Любомира и его дружины.
Невелик князь и стража невелика, но всё же сноровка воинская видна сразу. Расстояние до беглецов медленно сокращалось. Дружная погоня, слаженная. Некие воины из лука успевают стрельнуть. И цвирканье тетив и стрел вплеталось в общий гомон.


Во главе погони нёсся, как ветер, старшина Вершислав. Помня, как загнал на своём веку уже двух коней, он своего буланого не стегал, а нагнувшись низко к его шее, рычал ему над ухом, что, мол, "Давай-дава-ай, р-родно-ой, быстре-ей!!!" И коню это было как-то здорово понятно.


Справа почти вровень скакал Брыва на крепконогом богатырском жеребце рыжем в белые пятна, с заплетённой в косички нестриженной гривой. Так могуче это выглядело, что, казалось, попадись им с конём по дороге обхватное дерево - дерево снеслось бы, как свирепой бурей, с корнями.


Слева от Вершко летел Горобей - с чёткими скулами, сурово молчащий, похожий на натянутую струну. Усы его, пусть и не очень длинные, лихо вились по ветру. А конь его, такой же поджарый и мускулистый, как хозяин, знал своего седока с жеребячества и слушался, как будто был его продолжением.


Кудеяр на красивой, норовистой гнедой кобыле, что подпускала к себе на удивление только Кудеяра, держался за старшиной, слегка вправо, чтобы и быть рядом, и самому видеть дорогу, и сохранять свободу манёвра.


Прытко на таком же, как сам, бойком разномастном конике норовил обойти Горобея слева, а Горобей его осаживал: "Не лезь вперёд батьки!" Горобей-то ведь ещё и над десятком бойцов десятник. Погрозить порою может ещё как!


Остальные семеро бойцов ровно, не напирая, скакали следом. Жадно впитывая скачку, бойцы ловили каждый миг, ища возможность для перехвата беглецов, но те либо хорошо знали дорогу, либо очень хорошо понимали тонкости военного дела и никакой возможности ни пересечь их путь, ни легко настичь на каком-нибудь повороте, ни даже толком прицелиться не давали.


Прытко прикидывал, как бы отличиться, поймав лучше вон того - чёрного здоровенного.


Кудеяр присматривался к манере галопа беглецов, стойке в стременах и запоминал следы в пыли.


Горобей соображал, откуда могут быть такие бравые и лихие скакуны у якобы купца с охранником.


Брыва не думал, он скакал. Иногда очень грозно, громче всех выкрикивая проклятия.


Вершко в горячке погони вдруг вспомнил о небесной подковке, которую ночью засунул себе в правый сапог, и как-то само собой попросилось: "Подковка, подковка, помоги догнать воров!"

Через четверть часа бешеной скачки кони стали задыхаться. Расстояние, сократившееся до меньше, чем шагов двести, казалось, уже не преодолеть.
- То-овсь! На ры-ысь! - скомандовал Вершко, понимая, что кони впереди тоже не железные. - Следить! - отряд перешёл на скорую рысь, жадно впиваясь взглядом в спины уходящих беглецов.
- Далеко не уйдём! - рыкнул сакс, так же как и погоня, сбавляя скок серой кобылы. - Укрыться надо! God demet!..
- В лес! - отозвался царьгородец, мотнув головой к ближайшему от дороги языку леса...


В это время княжьи стали дружно прямо с сёдел натягивать луки.


Вершко, видя разворот беглецов в сторону леса, понял, что случай зацепить из лука будет только один и только сейчас.


В миг он скатился с коня, снарядил и мощно натянул тетиву. Запал от скачки слился с его недюжинной силой, а гулкие стуки сердца, казалось, замерли на вздохе. Он видел цель как свою ладонь. Ноги срослись с землёй. Не дрогнула твёрдая рука. Мгновение стало вечностью.


Расстояние до цели сейчас было уже шагов двести пятьдесят, и она, удаляясь через лужок, поворачивала влево, подставляя бок. Его люди рысили вперёд, целили с шаткой опоры - хоть что говори про меткость степных всадников-лучников, ничто не заменит добрый увесистый лук и крепкие ноги, стоящие на Матушке-Земле, для точности стрельбы.


Предощутил - "Попал!". И выпустил стрелу.


Стрела, как Божья кара, взмыла вверх, загудела на свободе свою древнюю песню, будто она - толстая медная струна, и только петь её учили; медленно повернулась вокруг оси, невидно трепеща красным пером, и посмотрела, наконец, вниз острым своим бронебойным клювом на жертву у самой кромки леса.


Чхаг!! Коротко и жутко сбило кадык у сакса. Упав с лошади, он захрипел, забился и заизвивался как рыба, выдернутая на берег. Хватаясь за горло руками, он в ужасе не мог понять, чем дышать и как жить, бил землю ногами и хлебал свою кровь.


Царегородец верхом припустил сильнее, и за ним - серая кобыла налегке, не останавливаясь, ускакали в негустой, светлый лес и далее, далее, спасаясь, без разбору дороги.


Погоня возликовала единым голосом, окружая добычу, гогоча и поглядывая на старшину. Прытко, изловив старшинского коня, скакал к герою дня.


Сам герой дня застыл, выставив левую ногу вперёд и отклонивши корпус назад, лук приопущен, правая рука на отлёте, поднявши подбородок, всё ещё держа в уме удачный выстрел.


Прытко дал коня. Старшина тряхнул головой и одним махом вскочил в седло. Как будто не было усталости караульной ночи, целого спекотного дня и изматывающей скачки. Поехал к отряду.

Саксонский полумонах уже нашёл положение на карачках, в котором мог не задыхаться. Звериная сила, кипевшая в сердце, могла бы поднять его в битву, но проясняющийся от боли и неожиданности рассудок приказывал выжить. И он, зажимая окровавленными руками порванную трахею, сипел и старался просто дышать.


- Попаỹся, ворог!
- От гэто стрельнув так стрельнув! Хто такое бачыỹ?
- А ведь мог и уйти!
- А зацепив то як, за самый кадык, и жывы!
- Зачепиỹ знатно, на самом краю леса, а то мог бы и уйти!
- У нашего старшины цэплялка добрая! - тут весь отряд заржал в знак великого согласия.
- Так известно - у него чеплялки хорошие, хоть правая, хоть левая, как зацепит - рад не будешь! Как он его - за горло! Схватил за полверсты за горло, за самый кадык! и на-а об землю! - крутил глазами могучий Брыва, пот слетал с его усов.
- Старшой - "Чепляло"!
- Да, верно, чепела - ухват, ухватил и готово! Га-га-га!
- Чэпель! Чэпель!! - поднял на голос подходящее новое слово сияющий прямо-таки от гордости Горобей, победно тряся в небо указательным перстом.
- Га-га-га, Чэпель! - смеялись другие.

- Чэпель! - разнеслось по округе новое понятное и очень точное прозвище. Осенило бойцов подходящее слово, подходящее под характер старшинский, не дающий никому спуску, под его ухватку воинскую - точную и жёсткую, под цепкие руки, под всё замечающий верный глаз, под въедливый, дотошный ум.
Но всё ж он и добрый человек и посмеяться над ним иногда не грех, и прозвище до сих пор никакое не клеившееся, нынче в самый раз пришлось.


Выстрел этот стал прямо откровением для всех - всё так делает старшина Вершислав - ладный воин - ухватисто, точно, чётко, в самую десяточку. И слова также говорит - молчит-молчит, потом как скажет - всё равно, что пригвоздит: смысл к делу, человека к его рукам, свяжет, сцепит в голове твоей одно с другим, как будто глаза тебе откроет.
Двое - Пловда и Зграбень сошли с коней осматривать и вязать пленённого. Восторженный выстрелом молодой боец Граник подскочил и подобрал счастливую краснопёрую стрелу. Подъехал Вершко, и Горобей и Брыва одобрительно били его по плечам, да по спине, хвалили горделиво и гоготали. Радовался открытой хорошей улыбкой Кудеяр. Прытко чуть не подпрыгивал от гордости.
Объявили ему, что теперь он - Чепель! Вершко ухмыльнулся в русые свои усы - "не обидное... а может и правда...". Подумал о небесной подковке засунутой в сапог. И аж дух захватило.


- Перунов день!! - гаркнул он со всей силы среди радостного гомона, сдавил буланого сивку-бурку пятками. Конь заржал и вздыбился. Дружинные пуще прежнего заорали и засверкали глазами, затрясли оружием, знаменуя успешное завершение ратного труда. Вершко вздымал к небу лук: "Гляди Перун - этот выстрел посвящаю тебе!" Весь десяток орал, гордясь старшиной - вот он ярый на вздыбленном коне, каждому - брат, равный среди них, и лучший.


И даже саксонец забыл о порванной глотке и, стоя на четвереньках, снизу вверх с ужасом, холодящим нутро, смотрел на неистовую ярость, на необузданную силу, кипевшую перед ним. Смотрел, забыв о боли, на мистическую фигуру их вожака на вздыбленном коне с луком, вздетым к небесам, что здесь, казалось, центр мироздания, и вся сила, и вся жизнь сейчас в нём, в этом славянском язычнике... который, видимо, его самого и подстрелил.

[Родомысл]

Вершислав привсём уважении сие жуткий ляп:

Цитата

На голове - лёгкий шлем, под кольчугой - рубаха белая, хорошая, поверх кольчуги, несмотря на жару - добрая стёганая куртка без рукавов, какие вздевают под серьёзную бронь. (восьмой абзац)

Под кольчугой должен быть поддоспешник в любом случае, а не одна рубаха. Стёганку(поддоспешник) поверх кольчуги тоже не надевали, потому как если вдруг налезет то неповернутся будет, бо узка. Это всёравно-что водолазку поверх двубортного пиджака натянуть. Поверх кольчуги носили плащи (корзно), иногда такие плащи оторачивались лисьими аль волчьими хвостами, для защиты доспеха от влаги.

[Вершислав]

:) очень признателен за поправку!