Форум Союза Славянских Общин Славянской Родной Веры: Мои краткие сказы - Форум Союза Славянских Общин Славянской Родной Веры

Перейти к содержимому

Страница 1 из 1
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

Мои краткие сказы Оценка: -----

#1 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Сентябрь 2011 - 08:56

Раскат.

Раскат!

Брызнула черной грязью в стороны нечисть. Взвыли вихревики да встречники, закружились пыльными столбами по дороге, да споткнулись о тележную ось. А, чтоб тебя, неладная..!

Раскат!

Сбились проклятые в норы. Дрожат, носа казать не смеют: знают, про кого в небесной кузнице молнии кованы. Шуршит-падает на брюхо росомаха – не успел лешак от молнии укрыться. Бегать ему теперь в зверьем теле недолгий зверий век.

Раскат!

Отряхнул Громовик темное свое корзно – упали на землю первые капли. Упали – приковали к земле стонущего встречника. Врешь, не сбежишь!

Раскат!

Ох, и хлынуло! Идет грозовой князь. Гремит о небо и землю своей палицей, и стада его льют на пересохшую почву прозрачное свое молоко. Видал ли перунову палицу? Во тристо пуд, дубовая! Калил ее громовник на костре, да замешкался чуть, стала дубина головней пылающей. Бьет ею Перун нечисть, да стрелами разит. Видал его стрелы? Стрелы тонкие, вострые. Метнет такую грозовой князь – только миг и видишь ее, огненную. Только подумать успеешь – не почудилось ли? А она уже в земле горит!

Раскат!

Ох, и славно нынче грозит! Нету нечисти спуску! Ни дневной, ни ночной. Ни вечерней, ни утренней. Ни лесной, ни водяной. Ни земной, ни подземной. Гонят, разят их перуновы стрелы! А ну, не балуй!

Раскат!

Поднимаются славные воины, берут щиты-мечи тяжелые, кличут Перуна на подмогу – за родную землю бой принимать, за честь-правду булат обнажать. И летят над шеломами их ястребы да соколы – товарищи их павшие. Поднял Перун их души честные, да обратил в птиц востроносых – летайте воины, на близких с неба глядите, узнайте, сколь земля наша велика да прекрасна, а пуще того – за ворогом смотрите. Воин – и посмерти воин: летят крылатые, исполняют перунову волю.

Раскат!

Ох, как сердце заходится! Ударит гром, а оно в ответ ударит! Бьется горячее, кричит: «я с тобой, князь!» И смеется громовник, сильнее палицей бьет.

Раскат!

#2 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Сентябрь 2011 - 09:15

Спасибо Макоши.

Холодит утренний воздух. Лезет за пазуху: отогрей человече, у своего сердца! Шепчутся речные волны: Слышат они далекую поступь осени. Сыра-земля черннется. Полнят ее, родимую соки, как молоко кормилицу. Вон, и дети ее стоят – высокие, усатые, златовласые, с всильковыми глазами. Низко клонится к землеспелое жито, благодарит свою мать за все.
Сунулась к ним ведьма-порчельница – колосья спутать хозяевам на беду, да отскочила. Ой, горе, ошпарилась! А колосья-молодцы смеются: дай срок – станем хлебами-богатырями, еще и не так твоего брата пугать станем. Спасибо Макоши!

Сияют сады яблочками, гулко шелестят тяжелые ветки… Поспел урожай… Ходит ветер-баловень на цыпочках: не сломить бы напружной веточки рваной своей рубахой. Глянула Зорька в сад, да и ахнула: смотрят на нее сотни маленьких солн, да смеются приветливо. Спасибо Макоши!

У Пеструшки родилась аж дюжина. Пищат свинятки, в материно брюхо тычутся. Молока, мама, молока! Все живые, все здоровые. Будет жив пеструшечий род. Спасибо Макоши.

Ходит по саду Макошь. Ветки яблоням подпирает, яблочки в корзину берет. Шелестит листва, шелестит понева Макоши. Руки крепкие стволики гладят: спасибо вам, труженики.

Идет по саду Макошь. Сильна полнотелая: в руках корзина с яблоками, да молока кринка, а ей, как и не в тягость. Бегут за ней дети:

- Матушка Макошь! Дай яблочка!
- Берите, родимые!

Улыбается. Сияют васильковые глаза.

Силен сад. Войди в него – хвори-усталости слетят с тебя палым листом да мхами у корней деревьев лягут. Заснут. Каждой дерево тебе плод тянет, каждое по голове гладит. А ворвись ты в сад со своим уставом – увязнешь в яблоневом духе, спеленают тебя ветви, да обратят в дерево. Будешь счастлив. Вместе будете соки плодам нести да Макошь славить. Спасибо Макоши.

Пришел воин. Вынесла Макошь ему кринку молока. Глядела на него, как он пил. Сказала:
- Спасибо тебе, труженик.

Бежит по старым рубцам живая кровь. Тяжелят златые награды. А как вольно дышится! Тянется в руки другая награда воину – алое яблочко с молодого смешливого деревца.

Спасибо Макоши!

#3 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Сентябрь 2011 - 09:32

Где наш Ярило?

Где наш Ярило?

Видали, видали его. Ехал на белом коне по полю малец. То Ярило и есть. Конь у него – чистый свет, аж глянуть больно. В деснице у него пук житных трав. Кажет тебе, смеется. Красными сапожками коня шпорит. В шуйцу-то, в шуйцу ему гляньте! Страх-то какой! Смеется Ярило – череп в шуйце на тебя зубы скалит. Чего расплакались, курицы? Вон, малец какой, а смерти не боится! Придет она – он ей песню споет. Она и заслушается. Придет в другой раз – он с ней спляшет. Она и забудется. В третий раз придет к нему смерть – он ее поцелует. Она и умилится. Умрет Ярило, а смерти без него жизнь не мила – снова жить отпустит. За лето взрасти, состариться, да умереть. Тысячи раз умирал Ярило, а все живой. А ты черепа спужалась. Что, исчез белый конь? Время пришло, значит… Эй, матерые! Плуги-бороны готовьте – ярилину пашню распашем! Эй, пацанята! Коров на траву ведите: весь зверь у Ярило в руке!

Где наш Ярило?

Видали, видали его! Волком в лесу бежал, туром в поле скакал,людям человеком явился. Руки его сильные, глаза зеленым лесом смеются, волосы – златым огнем горят.

- Поднеси водицы, красавица!

Ох, девки от лета пьяны. Несут воды Ярило, да вздыхают по нему украдкой. А он смеется, баловень: ковш с водой ухватит, а то и девицу саму – и был таков. Скачет на железном волке – где за таким угнаться? Держит в руке копье булатное – кто такому устоять сможет?
Нашелся храбрец:

- Эй, Ярило, верни мою невесту!
- Забирай – смеется бог уступая – люби ее крепко!

Охнет девушка, упав парню на руки, а тот стоит – сам как Ярило: толи гневом пылает, толи любовью сияет.
- Эк ты разъярился – хохочет бог – будь же мне братом!

Где наш Ярило?

Видали, видали его. Всем селом старика хоронить несли. Состарился Ярило, умер. Ввезли его мертвого волки в село. Несли мы его на честной костер своими руками. Что же ты легок, Ярило?
И плакали бабы: был Ярило любовью тяжел!
Принесли Ярило, положили на костер. Бух, а он – соломенный! Смех, а не похороны! И умерший он людей веселит!
Умер Ярило осенью, да обещал к весне вернуться. Он всегда возвращался.

Где наш Ярило?

#4 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Сентябрь 2011 - 09:51

Ну, играй.

Скворец-пересмешник в клене спрятался. То воробьем расчирикается, то соловьиное колено пустит, то котом мяукнет. Весело скоморошине.
Вяжут густым запахом полевые травы: присядь, отдохни, от полудницы спрячся. Бродит полудница-девка, сквороду несет. Красна от зноя сковородка. Подкрадется сзади, лихая, да по темечку тебе ею и вдарит. Будешь потом имя свое вспоминать.

- Папа, я с девочкой играл!
- Где ж ты тут девочку выискал, постреленок?

Не ходят здесь люди. А сын упрямится: играл – и все тут. Все он с ней играет. И дома, и в лесу, и в поле. Думали поначалу – навка или уводна его дурит. Так не чахнет, не теряется. Растет матери на радость…

- Ну, играй.

… Шел человек, о корень споткнулся, упал-расшибся. Встает – искры из глаз неидут.

- Дай, я тебе помогу.

Гладят лицо детские ладони. Утихает боль, успокаивается сердце.
Открыл человек глаза:

- Ты откуда малая?

Стоит девочка, волосы на палец накручивает. Белее пуха тополинного волосы, прохладней ручейка пальцы, глаза – солнышка теплей.

- Сын у тебя хороший растет.
- Ты, значит, с ним играешь?

Прыснула. Рот ладошками зажала. Закивала. Убежала в поле – уж и нет ее

- Ну, играй.

Вырос сын. Свои уж дети у него. В травень день выберут – трон из веток сложат, а рядом венки развеся, пряники рассыплют, да хороводы вкруг ведут.
Только выбранить соберешься, глядь – а на троне та девочка сидит. Смеется, в ладошки хлопает, венки хватает, да на людей надевает. Смеются все: здравствуй, Леля.

А той уже не сидится – с каждым поиграет, каждому улыбнется, каждому подарок даст – кому шишку лесную, кому корягу затейливую, кому венок ароматный, кому – куклу соломенную. Со всеми отпляшет – ко мне подходит. Гладит старый рубец на старом лице

- Хорошие у тебя дети.

И поцелует. Легко-легко. И уж не знаешь, что сказать ей, а самому чудится – стал на час молодым. Встанешь – ноги в пляс идут, песню затянешь, гулко да ладно выходит. И жена старуха от смеха за бока берется:

- Ай, да старый!
- А я – не старый!

И внуки смеются. А сын улыбается. Выйду вечером за околицу, поклонюсь лесу, да скажу как всегда:

- Ну, играй, Леля.

#5 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Сентябрь 2011 - 10:09

Где твоя сила, идол?

Среди города на маленькой площадке стоял древний идол. Уже никто не помнил народа, что его, деревянного поставил. Забылось и имя бога. Все его звали просто – идол.

Иногда приходила отчаявшаяся мать и просила здоровья ребенку. Девушки доверяли ему сердечные тайны. А дети иногда загадывали желания. Идол молчал. Уже давно ушел из этого мира бог, которого он олицетворял. А собственных сил у идолы хватало только на то, чтобы видеть и понимать. И ему было достаточно. Он привык. Как привык к мысли, что когда-нибудь, окончится срок секрету старого мастера, и его дерево превратится в труху.

- Где твоя сила, идол?

Идол молчал.

Город захватили враги. Отовсюду неслись крики и стоны. Тянуло гарью сжигаемых домов. Трупы валялись на улицах. Живые устали упрекать своих богов и, теперь, кричали убегая истукану:

- Где твоя сила, идол?

Какой-то обезумевший человек попытался срубить его, но в отчаянии бросил топор и умчался. Горящий дом, стоявший неподалеку, накренился, рухнул, и завалил основание идола, превратившись для последнего в погребальный костер. Истукан подумал, что, видимо, ему придется умереть не трухой, а пеплом. Не то, чтобы это пугало. Просто привычка была разочарована новизной.
Какой-то солдат повалил рядом с ним девушку и принялся рвать на ней одежду, отвечая на каждый ее крик ударом кулака.

- Где твоя сила, идол?

От жара ли, от горя ли потекли смолистые капли из глаз идола злыми слезами бессилия?
Он напряг все те силы, что у него еще оставались, и рванулся. Надрубленное и обугленное основание треснуло, и с ревом тяжелый истукан рухнул на ноги насильнику. Злодей закричал, задергался, чувствуя, как на переломанных костях жарится его мясо. Губы идола треснули от удара о землю. Казалось – он улыбается.
Тело его уже наполовину сгорело.
А девушка, с трудом натянув на себя обрывки платья, подошла к нему, поцеловала деревянные губы, и сказала:

- Спасибо тебе, бог.

#6 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Сентябрь 2011 - 10:45

Позови его.

Блеклое июньское солнце пригибало к земле траву на старых курганах, гладило спину Волхова, швырялось бликами в стекла и крыши далекого городка.
Двое стояли на сопке. Оба – молодые парни, но в их словах, жестах и, даже, чертах лица сквозила древность. То, что было их сходством, было же и различием: древность казалась самой сутью первого, а молодое лицо наводило на мысли о том, что призвано лишь служить данью моде. Во втором человеке старина казалась привитой, въевшейся пылью дорог, впитавшейся копотью курных изб, пожаров и походных костров.

- И что у вас опять не получилось? – с усталой издевкой спросил первый.

Второй пожал плечами: Да все получилось. Сторонние люди научились на нас смотреть, а не слепо осуждать. Хорошие люди сплочены в артели, рода и заимки. Мразь выдрана из наших рядов и никто не подаст им руки. И нас больше не путают с ней. Рождаются и воспитываются в старых заветах дети…

- По твоему виду того не скажешь!

Курганник уселся на землю и закончил:

- - У тебя лицо, как будто тебе отца в неволю продавать надо.

Человек поморщился:

- Да как тебе объяснить… Вроде, все мы сделали правильно. Чтобы нас сейчас задавить или развалить – не один год надрываться надо. Меня вот что гнетет… Впрочем, к делу это не относится.

- Все к делу относится! – Курганник как-то зло махнул рукой – думаешь, главное до крови работать? А от своей награды отказываться привык? От рожи твоей, кислой, на обрядах никому не тошно?

- Короче… - человек явно не знал, как объяснить.

- Все у нас правильно. Да вот… Хочу богов среди нас увидеть. Не так, чтобы они исподволь помогали, а жили среди нас. Как в сказках описано…

- Сами гнали, вот они и далеко. Сказали бы еще спасибо, что они вас, как своих детей жалеют. Жалея, вам потаки, да ушли. Жалея же из своей ссылки вам помогают. Вы же без них солнца не сдвинете, хлеба не нарастите, друг друга не полюбите! А ведь как гнали! «Досыта ел-пил, плыви теперь прочь!» Боги недалече ушли, чтоб вас без присмотра не бросать. А поплыли, кстати, именно вы. Как говно весной по Волхову!

Курганник перевел дух и продолжил:

- Теперь имена из книжек понахватали, костры у чурок разожги, баб на Купалу осеменили, так и все – беги к вам, спотыкаясь от радости, да?

Внезапно он сбавил обороты:

- Ладно, твоих-то я знаю. Хорошие люди. Почти как те, кого я помню. К твоим-то и вернуться стоит. Но, сам пойми: вы богов гнали, вы же, без них рядом, жить научились. Та падаль, что в веру играет – разговорвообще отдельный. А твои – жить научились, а выучившись – побеждать начали. Клюдям вообще боги не придут, потому что те их гнали. К падали – тем паче не придут, потому что падаль до сих пор гонит.

Он рассмеялся двусмысленности выражения и закончил:

- А твои в богах не слишком нуждаются. Но если хочешь, чтобы они к вам вернулись – позови их.

- Как? На обрядах же…

- Не по обрядам зови, а от себя. Мне ли тебя учить? Кого боги словом вооружили?

Человек рванулся всем телом к отпрянувшим волнам Волхова, и над курганами грянуло:

- ПЕРУН!
Этот голос зажигал сердца, заставлял людей искать нечто, что они не понимали, но готовы были назвать родным, он внушал уверенность, а когда надо – ужас. Этот голос останавливал щиты ОМОНа, бросал людей в битву… Он выдергивал их из самых темных ям безнадеги… Вот и сейчас – в полутора верстах от сопок люди спрашивали себя: от чего так сердце зашлось?

Но над сопками было тихо.

Курганник покачал головой.

- Позови.
- ПЕРУН!

Охнул в испуге Волховский Змей, волны зашлепали в песчаный берег. В трех верстах разлетелся сияющим крошевом монатсырский витраж. И голос зовущего рассыпался на последнем звуке такими же кровавыми хрусятщими осколками.

- Позови – с нажимом, точно объясняя, повторил Курганник.
- Перун…

Чуть слышный сип не спугнул бы и мошки рядом с лицом. Человек упал на курган, давясь собственной кровью и удивляясь, что истерзанное горло смогло назвать имя…

А над курганами солнечное небо расколол гром…

#7 Пользователь офлайн   Андрей_2709

  • Новичок
  • Pip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 3
  • Регистрация: 26 Июль 11
  • Городг. Шахты, Ростовская обл.

Отправлено 21 Сентябрь 2011 - 23:11

Огромная благодарность! Особенно за последний рассказ.

#8 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Октябрь 2011 - 09:23

Помоги, Сварог, людям

Кап-кап.

Перегородило гнилое бревно дорогу сточной воде. Полна канава. Устала вода. Ей бы одеялом льда-снега укрыться да заснуть. Из последних сил грязные капли переползают бревно.

Кап-кап.

Капает слезами с черных ветвей утренний иней. Плачут деревья: посулил им, безлистым, мороз серебренные перстни, да сбежал-обманул. Уходит сквозь тонкие пальцы подложное серебро, теряется в мшистых сапожках…

Кап-кап.

Дрожат в сырых норах лешаки. Палый лист на бока подгребают. Не греет он, мокрый.
Болотники в своих омутах тоской изошли. Спать бы нечисти до протальника, сил набираться. А нет – будит их капельный перезвон.
Скоро ли зима-то?

Кап-кап.

Далеко в пустом лесу слыхать капель – ни хруста-шороха, ни писка-щебета. Утянулись на юг перелетные птицы. Хорошо им, крылатым, в гостях. Разбежалось зверье по норам и носу не кажет. Опустел лес, в скорбной голытьбе стоит, тянет обнищавшие ветви к небу.
Лишь у елей праздник – пушат свой живой наряд. Пройди мимо них зеленым червенем или снежным студенем – и взгляда на таких не задержишь. А тут – стоят, красуются зелеными шубками. Алмазными нитями блестят на душистых иглах капли.

Кап-кап.

Выходи, Сварог – старый кузнец. Помоги честному миру. На двенадцать верст раскинулась дюжина срубов твоей кузницы. Не остынет она: тебе наша работа не в тягость станет. Уже звали помочь мы твоих работников. Стояли все двенадцать, затылки чесали, да руками разводили: не сдюжим. Бери, Сварог, свой молот, да сойди к людям. За тобой о помочи и просить некого. Бают старики – когда было ржавой медью небо, а земля – железом мертвым, сковал ты небесный свод из голубого булата, растопил железное сердце земли огнем своих рук – начала по ту пору рожать. Еще бают – одолел ты змея летучего, в соху его запряг, да вспахал землю до полудня с полночи – стала борозда да отвалы крепостью – от лихих наездников преградою. Молвят и ныне, что давал ты людям клещи –молоты, да учил, как горн ставить и железо плавить, как на камень класть, да ковать всяку снасть: от иголки вострой до меча грозного. Сказывали еще наши матушки, ковал ты людям судьбу да долю по заслугам. На час, на день, да на долгий век.
Послужи снова людям, Сварог. Ехала к нам зима-красавица, льдом реку сковать, хлеба снегом накрыть, да увязли сани в груденьской грязи. Плачет сердешная, понукает коней – не выбраться. Жить нам теперь без времени – без зимы веселой и весна теплая к нам не доедет. Выручай, кузнец.

Вышел кузнец к людям, усмехнулся в закопченную бороду. То не тягость ему – потеха. Отряхнул сажу-пепел с нагрудника – ровно снегом повеяло. Взял он рысьей шерсти клок да птичий скок, волчьи следы да талой воды, с брагой крепкой мех да веселый смех. Поднял молот о двенадцать пуд – отковал зиме хрустальный мост. Выбралась, бедная.

Кап-кап.

Бежит по земле испуганная кровь от мертвого тела, ручейками-канавками хоронится.
Нет больше Сварога.
Кто бы зверем был, чтобы беду почуять? Кто бы человеком был – кузнеца предупредить?
На руках несли Сварога, славили. Донесли до леса, да накинулись. Растерзали тело, растащили куски по кочкам. Плясали смеясь.
Что ж вам сделал он, люди? Притупились его плуги-бороны? Мечи-иглы его поломались? Притупились не плуги-бороны, притупилась память людская. Не мечи-иглы ломались – правду ломали, себя не чуя.
Две подруги кудлатые – Жадоба да Завида навалились на горло совести. Давили, вопрошали – почто кузнец не сковал вам жизнь безбедную, да безтрудную? И забыли люди, что не приходит богатства честного без работы, да что нет для чести-совести отравы больше беззаботности.
Убили Сварога.

Кап-кап.

Каплет с ветвей талый снег. Сберегла благодарная зимушка кости Сварога, не забыла его добро. Укрыла растерзанное тело своей белой шубкой. До весны сохранила.

Кап-кап.

Течет по мертвой кости живая весенняя вода.
Встал Сварог. Усмехнулся. Умыл лицо снегом. Подобрал на плечо свой молот. К кузнице своей подошел – в ворота кулаком грохнул:

- Открывай!

Выбегали подмастерья хмуры, стали подмастерья испуганные. Всю зиму в кузнице сидели, огню угаснуть не дали. Отощали – в чем душа держится?
Подошел Сварог к горну – истаяла с волос ледяная седина. Ударил в пол молотом – земля ходуном ходит.
Смеются его помощники. Быть теперь правде целой – перекованной. И текут по саже на лицах счастливые слезы.

Помоги, Сварог, людям.

#9 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Октябрь 2011 - 09:27

Разные боги

Сильные руки отсвечивали рядом с костром, вязали оленьими жилами заточенный кремень на каленое древко. Время от времени огонь находил смолистую ветку и радостно прыгал. Тогда из мрака появлялось и бородатое лицо мастера. Его глаза почти утонули в густых бровях.

- Старый – почтительно окликнул мастера юноша, в чьи обязанности сегодня входил уход за огнем.

- Старый, скажи: почему богов много?

Лицо мастера снова скрыла темнота, но руки не прервали работы. Нараспев полились слова.

- Сможешь ли ты один убить матерого мамонта? Сдвинешь ли один скалу в твой рост? Простоишь ли один в дозоре без сна неделями?

- Нет…

- Мир вокруг тебя огромен – земля, реки, леса, небо, камни, деревья и звери. А за нашей землей – новые земли. За ними – огромные воды, которым не видно конца. Ты бы смог создать все это один? А смог бы один за всем приглядеть?

- Я понял. Но сколько их? Может, творец один, а присмотром ведают его помощники-духи?

- Ты сможешь присмотреть за копьем, которое создал другой человек, сможешь им и пользоваться. Но сможешь ли чинить его так же, как мастер, что это копье создал?

- Нет…

- Скажи, похож ли волк на реку? Схож ли кусок мяса с дубом? Что общего у яблока и молнии.

- Они, совсем разные, старый. Я понял. Каждый ведает тем, что у него лучше получается. Ничьи копья не сравнить с твоими, но я лучше тебя выточу из кости дудку. Потому к тебе идут перед охотой, хоть каждый может сам себя вооружить, а мои дудки поют на праздниках, хоть в нашем роду достанет певцов.

Недолгое время молчание прерывалось лишь треском костра.

- Старый, а какие они – боги?

- Можешь ли ты ухватить, увидеть ветер?

- Я понял, они невидимы и неосязаемы, мы видим лишь их дела. А еще?

- Можешь ли ты сдвинуть солнце, заморозить реку?

- Да, они могут много больше нашего. А еще?

- Ведаешь ли, почему реки текут в море, огонь рвется в небо, а радость заставляет смеяться?

- Понял, они много мудрее нас. А что самое главное?

- Кем мы считаем богов? Как изображаем их? Почему мы считаем, что они нас понимают?

- Мы потомки богов, они похожи на нас, а понимают они… Старый!!!

Юноша вскочил, чуть не влетев рукой в зашипевший от этой наглости огонь.

- Старый! Я понял: главное в том, что боги понимают мир по-нашему! Мы одинаково мыслим.!

Старый мастер улыбался, не прекращая работы. Он помнил, как много зим назад, будучи таким же юнцом, вопрошающим отца о богах. Отец тоже не дал готовых ответов, заставляя сына самого понять и прочувствовать всю правду.

- А еще был старик – бормотал сам себе мастер, вспоминая свою юность.

- Был еще старик. Потерял свой разум, когда тень дерева помнилась ему тигром. Он был уверен, что вода отравлена и предпочитал пить жабьи кишки. Он кричал, что бог лишь один. Все жалели безумца и не давали ему умереть с голоду. Когда же он заявил, что он и есть тот самый единый бог, ему указали дорогу. Видимо, упрямец до сих пор требует поклонения из брюха волков.

Говорил он чуть слышно. Сам себе. Не хватало еще юнцу услышать старческий бред давно мертвого безумца возомнившего себя богом.
Как нет человеку дела до каждого своего волоска, так и не было бы дела единому богу до каждого человека. А раз он такой зазнавшийся – зачем он людям? Пусть лучше рядом будут те, кто всегда направлял на охоте копья, радовал сердца любовью, исцелял лихоманки и зажигал костер высоко в небе.

Мастер затянул последний узел, рванул, проверяя как держится наконечник, и, благодарно улыбнувшись, кинул огню кусок мяса.

#10 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Октябрь 2011 - 09:28

Будет ли солнышко?

Будет ли солнышко?

Ох, люта ночь! Свирепствует нечисть. Срок ей остался – уж не месяцы-седьмицы, а часы малые. Бесятся проклятые, латают ледяным железом черный саван, укрывший небо. Бураном заносят жилье и слушают – не замрет ли где навсегда от тоски-безнадеги людское сердце. Нет огня в хатах. Как умерли люди. Летит нечисть, свистит-завывает. Быть ее времени не часы-минуты, а до веку веку и на века. Вечная ночь, вечный буран-мороз, да вечное безлюдие.

Будет ли солнышко?

Перешептываются снега-холуи. Привольно им живется: вон, как за зиму бока наели! Хвалятся друг перед другом стылым своим жирком да колючими шубами. Будет ужо…
Звонко стонут сосульки. Были они водой светлой, что бежали привольно, чуяли – попадут в реки быстрые, увидят моря бескрайние. А налетел злодей-мороз, застудил, обратил мертвой водой. Рвет звенящий стон душу. Зовет Мать-Воду – не слышит она. Спит Мать-Вода глубоко под землей. Не пройти стону снега-обманщики, не пробить льды жестокие, не прожечь землю мерзлую… Не дозваться…
Тянут деревья в небо мертвые руки, мнят по звезде себе урвать. Летом жарким текли-гудели в них соки, листья зеленые листья зеленые солнцу радовались. Не знали, не ведали, как озлобит их лиходейка-стужа. Стоят деревья, как мертвые. Ни гула, ни шелеста. Только скрип протяжный. Только стылая жадность в сердцах.

Будет ли солнышко?

Лежит Даждьбог в пещерах глубоких, в гробу каменном, с сером саване, во сне траурном. Язвят его сторожа-студенцы – скоро ли помрет? Спит тревожным сном солнечный князь, умирает во сне, коченеет.
Ехал он летом на свадебку. В золотой броне, на белом коне. Ждал – встретит, обнимет его любимая. Ехал он, да, не доехав, и сгинул. Пали на его чело травы-дурманы слащавые, пали на его плечи лапы когтистые – сбили князя нечистики, спеленали, в стылом гробе заперли – лежи, помирай.

Ждет нечисть. Умрет этой ночью Даждьбог – вечной ночь будет. Все их, проклятых время. Не станет на них ни суда, ни управы. Дрожат в нетерпении куцые лапы, сильнее язвит морозная рогатина стылое тело. Умри, Светлый! И ползет-стелется по земле гулкий стон. Рвется, болезная, разметать с груди снега, вырвать сына из гроба. Дайте волю матери! Сына, сына верните!

Скрипит чуть слышно дверь. Гулкие шаги в сенях. Хруст снега под ногами. Выходят из стылых домов люди. Идут не оглядываясь, встречаются не сговариваясь. Хмурятся лица, руки топоры-рогатины сжимают.

Будет ли солнышко? Будет!

Ни огонька, ни словечка в ночи – нельзя себя прежде срока казать: налетит враз нечисть – все село без пользы головы сложит.

Пришли. Стоят на голой высотке. Смотрят на черное небо, на восточную сторону.. Бьет их в лица снежной варежкой ветер-барин – кто такие? Рвет на груди тулупы – а ну, покажи, не с душой ли ты? Молчат. Не шевелятся. Ледяной коркой покрыты лица. Не видать души под шубой. Не блестят обереги. Нет с ними огня, что от нечисти первый помощник. Полютовал ветер для острастки, да да отступил чуть. За умрунов, видать, принял. Те умруны в жизни людьми быть не смогли, им и смерть человеческая не положена. Встают из темных могил, греют губы в человеческой крови. А нынче люди на горе сами с умрунами схожи. Ни огня, ни ремня, ни теплой крови, ни теплого слова.
Ждут.
Скользят меж людьми серые тени. Щедро кормят волков летом светлые боги. Кормят, да наказ дают: лишнего не рвать, ближнего не жрать, по болотам бить чертей, да поглядывать на людей, помнить свой долг, к бою собраться в срок.
Зевают серые, стряхивают с шуб снежные звезды. Пришли, значит.

Будет ли солнышко? Будет!

Ударило сердце в грудь, открылись синие глаза.

- Где я?

Встает князь из ледяного гроба. Рвут руки серый саван, пропахший дурманами, поднимают багровый сверкающий щит. Идет нагой по снегу. Поднимается из пещер. Рвет ледяные цепи. Ломит стылый камень.

Посерело небо. Заалел восход. Зорька увидала свет – закружилась в счастливом танце у края земли.
Охнули люди, вскочили волки – вот он, идет князь. Мы здесь, княже!
Рвет радостный клич мертвое молчание. Все! Дождались! Живо солнышко! Мы здесь, княже! Иди к нам!

Будет ли солнышко? Будет!!!

Мчится со всей земли нечисть к светлому ее краю – завалить, задавить, снова в гроб бросить, снова сном сковать! Скорее же! Уходит!
Нет, шалишь!
Летят проклятым наперерез огненные колеса, ломят кудлатые ватаги. В ненавистном огне теряется нечисть, уж не ведает – одно солнце или десять вокруг пылает. А и люди уж тут – рвут-рубят нечистиков топорами-рогатинами. Личины надели страшные. Сами от солнца без вина пьяны. Бьют, гонят нечисть прямо на волков.

Будет ли солнышко? Будет!!!

Ломят волки вражью силу. Помнят присягу. Создал первого волка Чернобог-нечистик. Думал – поможет ему серый светлых богов победить, белый свет черным сделать. Ан нет! Увидал волк то, что погубить должен, да в Чернобога и вцепился.

- Ах ты вор-обманщик! Вот я тебя самого порву!

Боится с тех пор нечисть волка хлеще ножа булатного. Рвут волки старых врагов. Чуют – срок подошел. Вернется на небо светлый князь – увидит их службу, да на побывку отпустит. Станут серые подруг искать, волчат зачинать. До нового боя сил набираться. Вишь, как присягу чтут? Раньше того щенят завести не смеют.

Будет ли солнышко? Будет!!!

Поднялся над снегами нагой великан. Сжимает огненный щит. И горят, пылают снега.

Хохочут люди.

- Здравствуй, князь-победитель!

Трещат костры.

- Погрейся, солнечный князь!

Льется в рога-ритоны солнечный мед. Как живые ритоны – скачут по низу кости лоси да грифоны, гнут белые шеи.

- Выпей нашего меда, гость-хозяин!

Рвутся лихие молодцы себя показать, строятся на льду в два ряда да ломят друг на друга стеной.

- Взгляни, князь, не ослабли за зиму, не оскудели храбростью!

Иному все бока в свалке обломят, а он смеется да с супротивником в обнимку идет. Славно бились! Шумит по жилам молодецкая кровь. Алая, как по утру зимнее солнышко. Пьянящая, как золотой мед.

Бежит-скачет к высотке побежденная нечисть. Проиграли – упустили пленника. Нету в них на свету прежней силы. Уж не убить – напугать людей тщатся. Смеются люди. Стонет в их руках испуганный снег. Охнуть не успеешь – а уж стоит на пути нечисти снежная крепость. Смеются люди. Что им, победителям, жалкая гнилая злоба проклятых? И оружие марать сызнова о таких жалко. Летят в нечисть снежки.

Бац!

Подавилась снежным комом юстрица, хромой вороной по льду запрыгала.

Бац

Угольно-черный упырь обиженно ревет, протирая зенки.

Бац!
Ай, молодца, паря! Старому черты рог снежком отшиб! Лежит шерстатый, воздух ножками молотит! А, дай-ка, я его успокою! Лови!

Бац! Бац! Бац! Бац!

Бьют снежки ошалевшую нечисть. И не ведает та, куда ей лететь, кого пугать. Тикают проклятые во четыре стороны. А впереди их бежит тот самый страх, который нечисть людям внушает, чтоб непотребства ей творить сподручнее было.

Ох, и ясно! Ох, и радостно! Поворотилась ночь на день, зима на лето! Смят, истоптан снег на высотке. Кричат люди. А что друг другу кричат – ни един потом вспомнить не сможет. Скажет лишь, что не было у него дня светлее, а людей роднее.

Кружатся хороводы. Летят снежки. Льется мед. Горят костры. Поют люди.

Обернись-ка, паря! Видал? С нами князь в тот миг был. Не видал разве? У огня он сидел, на нас глядел, мед с ритона резного пил, смеялся. А как ты голову поворотил, так он уже щит свой подхватил, нам помахал, да исчез. Вон, только щит его на небе видно.

Будет ли солнышко? Будет!!!

#11 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Октябрь 2011 - 09:29

Летава

Жарит землю червеньское солнце. Пылью горячей рассыпается она, до морщин-трещин истомил ее лицо зной. Словно пересохший рот пустая яма пруда.
- Воды…
Падают на земь с деревьев жухлые листья, просят жар в них унять. А Мать-Земля – уже не сыра вовсе. Сухими слезами плачет.
Травы на лугу пожухли – соломой трещат, грозятся: вот ужо полыхнем – потрещим вам пожарами!
Нет ответа. Ни угрозы, ни мольбы не в силе – падают пеплом на землю. Лишь кузнечики, от жара чумные, громче стрекочут.
Знать, обидели люди Перуна. Знать, принес кто-то ложную клятву, да за грозового князя упрятался – дескать, тот мне порука. Сгневался Перун, увел дождевую свою рать. Горько людям. Да не столько от жара-зноя, сколько от стыда-сорома: клясться ложно – и подумать-то нельзя, а вот, гляди-ка – выискался выродок.
Жарит.
Встала Летава во перуновом тереме с резной скамьи. Распустила льняные косы. Платья-уборы скинула. Слепит глаза красота ее, будто молния: вспомнишь потом, что видел, вроде, а какая была – неведомо.
Протянула Летава руки к серебристой иве, упросила у нее веточек. Облачилась в шелестящий наряд, да бегом со двора.
Выскочил за ней грозовой князь.
- Куда бесстыжая?
А та смеется, в поле кружится. Летят-стелятся льняные волосы, шелестят на белом теле серебристые листья.
Швырнул Перун в нее дождевой сноп:
- Остудись, срамница!
Пал дождь на поле. А Летава уж по лесу скачет, над мужем смеется – экий неловкий.
Бросился за ней грозовик, дожди швыряет, поймать тщится:
- Да уймись же, позорница!
Пал дождь на лес, а Летава уже через село бежит, людям улыбается. Пал дождь на село – загудели у изб стены. А Летава через реку скачет, водяных дразнит. Те, старики, из воды выпали, смотрят на светлую рты разинув – чисто пескарики. Рухнул дождь на реку – забурлила вода. Водяные враз попрятались: неча на мужью жену зенки пялить! А Летава уж на горах кружится. Налетел на нее Перун – хлынули с гор звонкие ручьи. Смеется Летава, дождинки с волос стряхивает, к муже сама льнет. Гладит мокрыми пальцами дубовое его лицо, жмется тело в листве к булатной кольчуге. Отмяк грозовик. Накинул на жену черное свое корзно, оборотился домой вести, да и охнул – бегут по земле дождевые ручьи, сыто шуршат в лугах травы, скачут в лесу по мокрым ветвям белки, а в селе ребятишки, ровно белки, через лужи прыгают,щепки-кораблики к синю морю пускают. И льется им на русые головенки грозовая вода – быть на Руси новым воинам.
Выходят к горушке люди. Льнут к телу мокрые рубахи, сапоги-онучи насквозь в грязи, а лица счастливые. Подают Перуну пива крепкого, хлеба черного да мяса бычьего.

- Спасибо, грозовой князь, не оставил нас в зное гибнуть.

Смеется грозовик. Пред собой жену ставит – ей спасибо скажите.
А стоит пред людьми Летава – где задор ее прежний? Кутается в мужий плащ, с ноги на ногу переступает, глаз поднять не смеет. И текут льняные волосы по черному грозовому корзну.
Поклонились люди:

- Спасибо, матушка.

А Летава уж над мальчонком склонилась – по щеке его гладит, в лоб целует. Понравился, знать.
Обернулись люди – а и нет уж ни Перуна, ни Летавы. Лишь гремит грозовой ключ, где грозовик каблуком камень задел.

…Спит село. Лишь маленький Ярко уснуть не может. Не идет из мыслей беловласая красавица. Видит он ее, над битвой танцующую. Текут по небу льняные волосы, зелень одежд шелестит знаменами. И он, Ярко, на лихом коне, летит за нее в бой, сам, как Перун, суров. И сияет в его руке, точно молния, старый дедов меч.

#12 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Октябрь 2011 - 09:29

Славка

Обложила татарва город. Стан у ворот разбила. Кричат, визжат татаре. Жирный чад по земле от костров стелется. Не поленья на кострах горят – жгут безбожники русские кости.

Затворились люди в городе. За стены выйти боятся: ездят вдоль стен батыры татарские – с головы до ног в железе. Грозят тяжелыми копьями, машут длинными мечами.

- Открывай, урус! Неси вина!

Ломит татарва каждый день на стены. Лестницы ставят, арканы мечут – охота им зиму в городе зимовать. Лезут проклятые, ножи в зубах сверкают, халаты рваные от пота дымят.

- Открывай, урус!

Жалят вражину вострые стрелы, сшибают вниз тяжелые рогатины. Ковали их городские кузнецы на медведя, в масле калили, на молодой месяц заговаривали – не выдай хозяина! Знали ль, родимые, что пойдут рогатины не по русскому мишке, а по зверю иноземному – говорящему?!
Отползают татаре битые. На другой день сызнова на стену лезут.

- Открывай, урус, байстрючий сын!

Держатся стены. Держатся люди.

Ох, не сидится молодому Славке дома. Бежит на снег из курной избы.
Мать в испуге ахает:

- Вернись шалопай! Вот, татарин тебя, мальца, через стену стрелой!

А что Славке стрелы? Сам к стене бежит, на татар сверху смотрит, кулачком грозит, немытикам.
Гонят его со стены воины:

- Не мешайся тут!

А и не мешался бы Славка. Тянутся руки врага бить. Да какая в мальчонке сила? Взмахнет секирою – падает. Лук тянет – хоть плач, не согнется. Камень бы поднял, да опять ратники увидали:

- А ну, беги к матери!

Убежал Славка. Засвистели сызнова стрелы, завизжали враги, застонали русичи.

- Открывай, урус!

Спит ночью город – Славка не спит. Натянул шубейку, да скок во двор. Прибежал на стену.

- Погодите проклятые!

Мнут детские ручки снег, хрустит меж варежками белый. Трудится Славка, а сам оглядывается – не пройдет ли русский дозор, не натянут ли лука татары? Вот и утро серое. Как же быстро ты примчалось!

Выходили из шатров татаре похмельные, солово на солнышко пялились, жиром бараньим рыгалось им. Заругались-закричали на них темники. Подобрали вражины луки-сабли – снова к стенам ладят лестницы.

- Открывай, урус!

Жалят татарву русские стрелы – падают вражины. А все новые лезут. Визжат – машут саблями.

Хлоп! Хлоп!

Ай, беда, ударила ты татарина где не ждали! Летят в татарву снежки. Кровянят носы, залепляют глаза, гремят по щитам, будто камни.

Хлоп! Хлоп!

Нате, проклятые! Даром что ли я, Славка, всю ночь снег катал, воду таскал, снежки поливал? Тверже камня стали! Нет у меня взрослой силы меч поднять да лук натянуть, так вот вам мой детский привет! Полновесный!

Хлоп! Хлоп!

Воет татарва:

- Что за щенок такой, что нас, батыров, не страшится?! Кем нас урусы мнят, что не стрелами, а снежками потчуют?!

Мечут стрелы в Славку. А тот от стрел на стену падет, по снежку в горсти прихватит, да снова подскочит:

- Нате, проклятые!

Хлоп! Хлоп!

Охнули русичи:

- То ж во Славку татаре метят, во вдовьего мальчонку!
- А ну, не тронь мальца!

Засверкала-закружилась честная русская сталь. Отхлынули татары. А люди уже за стену бегут, в стане вражьем мечами машут. Визжит татарва, убегает. Где их лютость хваленая? В шатрах хмельной на кошмах валялась. Где батыры их железнобокие? Вперед войска сбежали.

… Принесли вдове вечером Славку. Клюнула его на излете гнилая татарская стрела. В жару малец мечется. Шарит вкруг себя ручками, хрипит:
- Нате, проклятые!

Взвыла мать – схоронила три зимы назад мужа, теперь и сына пережила. И стояли над ней и Славкой ратники. Шапки-шеломы скинули – в руках держат. Молчат.
До вечера метался Славка. Затих. Сказал лишь перед смертью, как выплюнул:

- Быть вам, неумытикам, битыми!

Отошла простая русская душа мальца. Полетела в степь, во след татарве – бить их снегами-буранами, гнать от границ русских.
Стояли над его телом ратники. Слова никто не вымолвил, но разом чуяли – быть походу.

…Схоронили Славку новым днем, под голубым небом, во снежном поле. Положили ему в гроб любимую игрушку – конька, да старый отцов нож. Как воина схоронили. От могилы той в поход и пошли. Вслед за упрямой славкиной душой.

#13 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 05 Октябрь 2011 - 09:30

Бабушка


Затворились ворота скрипучие. Мелькнул-всколыхнулся средь лесных ветвей черный плащ всадника – вот и нет его. Умчался. Спешит нагнать старших братьев. Затеяли они, молодцы, во времена Копыла-царя, в догонялки играть. Первым старший помчался – только пыль из под ног. Сверкал белой рубахой по городам да весям. Побежал ему вдогон средний – алой шапкой встречным людям хвалился. Третьему и не бежать бы за братьями, да услышал, что кличет их матушка – полетел во след старшим, домой их звать, да не догнал. Успел лишь старое корзно черное на плечи накинуть. Бежит старший – все ему весело. Хорошо ему первым быть. Да дышит в спину средний брат – а вот, догоню! И во след им кричит младший, поспеть за бегунами старается. Уж давно ослепла от горьких слез их матушка, развалился трухой отцов терем, а им все бы гнаться. На бегу взросли, на коней сели, уж не счесть сколько раз всю землю объездили – а все друг за другом поспешают.
Вот, и младший снова уехал. Затворяет Яга ворота. Украдкой смахнула любопытную слезу с глаза. Каждый день приезжают к ней братья по очереди. Соскочит с белого коня старший, отряхнет светлый свой наряд

- Что, бабушка, не видать ли братьев за спиной?

Вынесет ему Яга колодезной воды да ломоть белого хлеба:

- Не видать, кормилец.

Примет он подношение, расправит саженные плечи, да снова на коня сядет, поскачет смеясь.
Молвят люди:

- День наступает.

Пыль не осядет еще за белым, а уж трубит в рог всадник алый.

- Здравствуй, бабушка? Далеко ли брат мой?

Подаст ему Яга корец с алым вином да печатный пряник.

- Далеко, соколик.

Перехватят тонкие руки всадника удила – и не видать уж его.
Молвят люди:

- Солнышко пришло.

Время пройдет – снова лошадь у ворот храпит. Падает с нее на руки Яги бледный мальчик:

- Не догнал ли я братьев, бабушка?

Заплачет Яга:

- Не догнал, милай!

Пользует его горькими травяными отварами, что хвори за семь верст гонят. Подает ему каравай черного хлеба – чтоб сил прибавилось. Умчится несчастный, кутаясь в черный отцов плащ – падает ночь на землю.
Закрывает Яга скриплые ворота. Трет глаза. По кому плачешь, старая? Заменили тебе трое упрямых молодцев собственных твоих детей. Они друг друга лишь видят, а все одно – на пути своем к тебе сворачивают. Спроси каждого - о тебе и не вспомнят. А сгинешь, старая, - опечалятся поздней печалью. А пока – все тебе утеха.

Помнишь, Яга, время древнее? Помнишь ли молодую землю? Реки широкие, степи бескрайние – помнишь ли? Величали тебя, молодку, степные люди богинею. Летала ты по ковыльему морю на лихом коне, бросала аркан на сайгаков, медным ножом добивала рогатых. Мчались тебе на потеху всадники, метали на скаку вострые стрелы. Смеялась ты, черными глазами сверкала. Несли степняки тебе злато литое, и билось друг с другом золотое зверье в смоли твоих кос. Приходили к тебе степные молодцы, кланялись. Хотели коней твоих выслужить, дочерей твоих просватать думали. Да сложили на службе тебе свои головы. Отмыли их кости дожди, укрыли степные тонкие травы.
Помнишь ли меч свой, старая? Злым степным солнцем горело его лезвие. Не было преград вострому – рассекал доспехи, как воздух пустой. Сколько славных батыров лишил он голов? Помнишь, как высоко поднимались на пирах те черепа, вином наполненные? Гремели тебе, Яге, здравницы.
Где теперь степные люди? Спят под курганами, сжимая у сердца темные мечи. Ветер лишь, памятуя о лихих скачках с тобой, целует на сопках каменных баб, что ваяли во славу твою нынче мертвые.
Помнишь, как дряхлеть ты стала, Яга? Разбежались твои славные кони. Поляницы-дочери давно в степь ушли, отнянчив в чужих краях своих внучат. Шепчутся теперь в ковыле, смеются родниками. А тебе в степи уже нет места. Старятся без людей каменные бабы. Старилась без людей и ты.
Помнишь, как рвалась ты, немощная, на коня вскочить, и бессильно скользили по седлу дрожащие пальцы? Помнишь, как, схватив кладенец свой, тщилась ты изрубить безвинного скакуна, да падал из рук тяжелый клинок? Сколько ночей выла ты на курганах, умоляя вернуться славных воинов, принести тебе твое прошлое? Не было тебе, Яга, ответа. Отжила золотая степная вольница.
Помнишь…

А вспомнишь ли, Яга, как очутилась ты в лесу дремучем, в избе мертвой, что у края того света стоит? Молчит здесь память. Щадит тебя, старую.
Отгорел степной пожар твоей молодости, да долго угольё его жглось. Сколько молодых и сильных сгубила ты, завидуя их молодости? Кто сочтет? Мертвые руки их тебе, Яга, на стол накрывали, черепа с тына огнем глядели. Все вокруг проклинало убивицу.
Стала злость твоя пеплом. По двору ходишь, черепа на ограде гладишь, умоляешь простить. А они смотрят пустыми своими глазами и молчат. Нет от них прощения. Не нарастет на них съеденное тобой мясо.
Ходила ты на тот свет, и до сей поры мертва нога, коей ты за границу ступила. Нету богине в смерти покоя. Лишь старость дряхлая тебе в подруженьках.

Однажды ожила ты, Яга. Когда стало твое душегубство забытою сказкою, увидала в своем лесу ты людей. И кричала ты, бросалась их коням под ноги, молила лишь имена назвать.
Поднимали тебя из грязи руки сильные, глядели на тебя светлые глаза. Спрашивали люди:

- Чем помочь тебе, бабушка?

И выла ты раненой волчицей, рвала душный ворот платья. Видела же, видела – вот они, дочерей твоих правнуки! И бежала ты в избу, умоляя их остаться. Топила им баню, завывая в голос. Лишь бы не ушли! Хоть минуточку побудьте, внучата! А те улыбаются, помочь норовят:

- Что же ты плачешь, бабушка?

Уезжали. Уезжали за сине море, за быстрые реки, за темные леса. Счастье свое искать, жену выручать, князю служить, да ворогов бить.
Приезжали их правнуки, и ты, старая, снова себя не чуяла – топила баню им, подорожникам, собирала на стол, что знала – все им рассказывала. Где меды слаще, где невесты краше, где ворога ждать, где себя искать. Говорила, а сама в лица глядела, плакала:

- Внучаточки!

Как губила людей, так же теперь им верила – безоглядно, люто. Только люди были разные. Помнишь, старая, свой кладенец-меч – последнюю память свою о степном раздолье? Наплел тебе дурачок про ворогов, рвал на себе рубаху, воевать собирался. Отдала ты ему свое сокровище.

- Сбереги себя, внучек!

А тот в кружале твой меч на бутыль сменял.

Горько старой, а все равно к людям льнешь. Дураков иногда прежней славой пугаешь:

- Вот в печь тебя суну, на косточках твоих покатаюсь.

А за дверью богатырь смеется:

- Открывай, бабушка!

И ты снова спешишь швырнуть подальше в угол засов из старой человеческой кости – страшно внучка расстроить.
Уснет богатырь у тебя в избе, набираясь сил для подвига, а ты все в лицо ему глядишь, дочерей своих вспоминаешь. А потом спохватишься:

- Что же я, старая, сижу?!

Бежишь во двор, зовешь зверье лесное, птиц небесных, гадов болотных. Каждого умоляешь:

- Внучка не выдайте!

Встанет по утру русский богатырь, примет из рук твоих полотенце с древней молитвой, да спросит участливо:

- Чем помочь тебе, бабушка?

А ты головой мотаешь. Какое помочь? Что тебе, старой, дырявая крыша, гнилой пол, да треснувшая печь? Было бы с внучеком все ладно!
Ускачет богатырь. Вольный да храбрый, как степной ветер, добрый да сильный, как русская лесная река. А ты ему вслед смотришь. Чуешь – теперь ты, богиня, все правильно делаешь.

… Давно уж был у тебя, Яга, человек. Века прошли, а ты все ждешь. Злорадно молчат черепа на заборе. Ноет перед стылыми дождями костяная твоя нога. Нет богатырей. Словно сгинул русский народ, рассыпался по земле дряхлым пеплом.

Нет у меня коня – не привык я ездить. Нет у меня меча – я иду не на подвиг. Мне без надобности чужие края и громкая слава. В моей подорожной суме лишь простая плотницкая снасть. И несу я Яге одно короткое слово.
Скрипучие ворота тщатся напугать меня, мастерового, ветхой своей немощью. Пустые черепа настороженно глазеют с тына.
Что же… Крепко вбиваю кулак в створу.

- Бабушка, открывай!

#14 Пользователь офлайн   Скрытень Волк

  • Продвинутый пользователь
  • PipPipPip
  • Группа: Пользователи
  • Сообщений: 414
  • Регистрация: 03 Декабрь 09
  • ГородСПб

Отправлено 25 Январь 2012 - 14:54



Страница 1 из 1
  • Вы не можете создать новую тему
  • Вы не можете ответить в тему

1 человек читают эту тему
0 пользователей, 1 гостей, 0 скрытых пользователей